А словеньский язык и русьский одно есть 08.11.2015 20:55

Заметки на полях истории

А словеньский язык и русьский одно есть…

Если попытаться описать этнологический механизм форми­рования русского самосознания, исходя из данных летописи и других источников, нужно, во-первых, указать на широкие рамки первой по­ловины, ну максимум первой-второй трети X века как время переходя скандинавов на славянскую речь. Хотя в действи­тельности переход основного их контингента мог свершиться гораздо раньше, уже с первого поколения призванных варя­гов, а пополнение варя­гами городских общин происходило, как следует помнить, и при Владимире. Стано­вясь славяно-го­ворящими скандинавы-руси оказывались чле­нами городских общин, территориальных организаций кыян и черниговцев, колонизирующих на протя­жении X века центр Днепровской низменности, возглавляющих и подчиняющих ме­стные пле­мена славянских общин полян и северов и их сосе­дей, облагая данью. По мере того как утверждалось политиче­ское господ­ство Киева, унифицировалась по славянским стан­дартам мате­риальная и духовная культура, стиралось культур­ное различие между местными и пришлыми понятие русь пе­реходило на уровень новой «политиче­ской» области, земли, испытывая при этом кажется серьезную лингвистическую трансформацию, создающую впечатление абсолютной славо­фонии названия, в каковом виде мы его и знаем. Впрочем, скандинавы гостили среди славян задолго до летописной даты похода Олега в Киев и славянское русь, переина­чивающее не­что более аутентич­ное, могло пристать к ним стараниями сла­вян го­раздо раньше. Ведь если вообразить ситуацию отсутст­вия каких-либо сведений об «отцах-основателях», финском ruotsi, ни на секунду мы бы не стали сомневаться в «исконно славянском» происхождении государства и его названия – ни­какие иные этимологии тут не годятся. И опять-таки, основной костяк «призван­ных варягов» пе­режил славянизацию уже к середине X века, по­скольку лексика и рито­рика рассказов о временах Игоря и Ольги изображают орто­доксально славян­ское общество, каче­ственно не годятся на роль переводов с иного языка, понятий и категорий иной речи. Киевская и Чер­ниговская поселенче­ская структура впле­талась в местную, по­лянскую и северян­скую, радикально обо­гатившись скандинав­ским этническим компонентом, выдвигая небольшую в общем-то новосозданную землю на но­вые «политические» горизонты. Кажется с тру­дом удается найти до X века изначальных полян, видимо преимущест­венно на Пра­вобережье и быть может не южнее Стугны, а Де­рева на вос­токе начиналась где-то за Бел­городом. И тем не менее, поляне и север в самосознании лето­писца начала XII века прекрасно сохранились и «хорошо себя чувствовали» – русское самосоз­нание не вытеснило пле­мен­ное, но утвержда­лось тем уверен­нее, чем дольше сущест­во­вала и разрасталась Киевская во­лость, организованная не­ко­гда среди полян, севе­рян и прочих славян русью. И то что их всех объединяло в по­литиче­ской сфере все более перено­си­лось на их общекультур­ные нормы – язык, письменность, веру, тем более когда поли­ти­ческое един­ство Руской земли стало нарушаться. В XI веке русское ассо­циируется со време­нем русских «одиссей», моло­дости Киев­ской волости, синой­кизма руси, словен, полян и прочих как «золотого века» – и оттоле прозвашася русь. По­этому ле­топи­сец специально под­черки­вает отличие словен­ского языка ки­евлян и полян и про­чих от других словенских языков тем, что он русьский.